Неточные совпадения
— Хорошо, — сказала она и, как только человек вышел, трясущимися пальцами разорвала письмо. Пачка заклеенных в бандерольке неперегнутых ассигнаций выпала из него. Она высвободила письмо и стала читать с
конца. «Я сделал приготовления для переезда, я приписываю значение исполнению моей просьбы», прочла она. Она пробежала дальше, назад, прочла всё и еще раз прочла письмо всё сначала. Когда она кончила, она почувствовала, что ей холодно и что над ней обрушилось такое
страшное несчастие, какого она не ожидала.
Убийца заперся в пустой хате, на
конце станицы: мы шли туда. Множество женщин бежало с плачем в ту же сторону; по временам опоздавший казак выскакивал на улицу, второпях пристегивая кинжал, и бегом опережал нас. Суматоха была
страшная.
И мало того, что осуждена я на такую
страшную участь; мало того, что перед
концом своим должна видеть, как станут умирать в невыносимых муках отец и мать, для спасенья которых двадцать раз готова бы была отдать жизнь свою; мало всего этого: нужно, чтобы перед
концом своим мне довелось увидать и услышать слова и любовь, какой не видала я.
«
Страшный человек», — думал Самгин, снова стоя у окна и прислушиваясь. В стекла точно невидимой подушкой били. Он совершенно твердо знал, что в этот час тысячи людей стоят так же, как он, у окошек и слушают, ждут
конца. Иначе не может быть. Стоят и ждут. В доме долгое время было непривычно тихо. Дом как будто пошатывался от мягких толчков воздуха, а на крыше точно снег шуршал, как шуршит он весною, подтаяв и скатываясь по железу.
Только по итогам сделаешь вывод, что Лондон — первая столица в мире, когда сочтешь, сколько громадных капиталов обращается в день или год, какой
страшный совершается прилив и отлив иностранцев в этом океане народонаселения, как здесь сходятся покрывающие всю Англию железные дороги, как по улицам из
конца в
конец города снуют десятки тысяч экипажей.
И тогда может наступить
конец Европы не в том смысле, в каком я писал о нем в одной из статей этой книги, а в более
страшном и исключительно отрицательном смысле слова.
Я представляю себе, что с ним было нечто похожее на то, когда преступника везут на смертную казнь, на виселицу: еще надо проехать длинную-длинную улицу, да еще шагом, мимо тысяч народа, затем будет поворот в другую улицу и в
конце только этой другой улицы
страшная площадь!
— Об этом после, теперь другое. Я об Иване не говорил тебе до сих пор почти ничего. Откладывал до
конца. Когда эта штука моя здесь кончится и скажут приговор, тогда тебе кое-что расскажу, все расскажу.
Страшное тут дело одно… А ты будешь мне судья в этом деле. А теперь и не начинай об этом, теперь молчок. Вот ты говоришь об завтрашнем, о суде, а веришь ли, я ничего не знаю.
Фатум
Страшного суда и гибели есть
конец пути, отпавшего от Бога и Христа,
конец для тьмы и рабства.
В это время мир уже приближался к
страшной мировой войне, которая открывает эру катастроф, несчастий и страданий, которым не видно
конца.
Он понимал, что Стабровский готовился к настоящей и неумолимой войне с другими винокурами и что в
конце концов он должен был выиграть благодаря знанию, предусмотрительности и смелости, не останавливающейся ни перед чем. Ничего подобного раньше не бывало, и купеческие дела велись ощупью, по старинке. Галактион понимал также и то, что винное дело — только ничтожная часть других финансовых операций и что новый банк является здесь
страшною силой, как хорошая паровая машина.
Прошло после свадьбы не больше месяца, как по городу разнеслась
страшная весть. Нагибин скоропостижно умер. Было это вскоре после обеда. Он поел какой-то ухи из соленой рыбы и умер. Когда кухарка вошла в комнату, он лежал на полу уже похолодевший. Догадкам и предположениям не было
конца. Всего удивительнее было то, что после миллионера не нашли никаких денег. Имущество было в полной сохранности, замки все целы, а кухарка показывала только одно, что хозяин ел за час до смерти уху.
Устенька не могла не согласиться с большею половиной того, что говорил доктор, и самым тяжелым для нее было то, что в ней как-то пошатнулась вера в любимых людей. Получился самый мучительный разлад, заставлявший думать без
конца. Зачем доктор говорит одно, а сам делает другое? Зачем Болеслав Брониславич, такой умный, добрый и любящий, кого-то разоряет и помогает другим делать то же? А там, впереди, поднимается что-то такое большое, неизвестное,
страшное и неумолимое.
Но если христианское человечество соединится для общего братского дела победы над смертью и всеобщего воскресения, то оно может избежать фатального
конца мира, явления антихриста,
страшного суда и ада.
Когда же этому
конец?» «Поймут ли, оценят ли грядущие люди весь ужас, всю трагическую сторону нашего существования?» В последней записи «Дневника» написано: «
Страшная эпоха для России, в которой мы живем и не видим никакого выхода».
Страшное это было дело, когда оба
конца, Туляцкий и Хохлацкий, сбежались смотреть на даровой позор невесты с провинкой.
С той поры, с того времечка пошли у них разговоры, почитай целый день, во зеленом саду на гуляньях, во темных лесах на катаньях и во всех палатах высокиих. Только спросит молода дочь купецкая, красавица писаная: «Здесь ли ты, мой добрый, любимый господин?» Отвечает лесной зверь, чудо морское: «Здесь, госпожа моя прекрасная, твой верный раб, неизменный друг». И не пугается она его голоса дикого и
страшного, и пойдут у них речи ласковые, что
конца им нет.
Какой это суровый, и мрачный, и тяжелый подвиг в жизни его был! «В России нельзя честно служить!» — подумал он — и в мыслях своих представил себе молодого человека с волей, с характером, с
страшным честолюбием, который решился служить, но только честно, и все-таки в
конце концов будет сломлен.
Но танцам, как и всему в мире, есть
конец. Наступает
страшная для Марьи Ивановны минута ужина, и я вижу, как она суетится около Василия Николаича, стараясь заранее заслужить его снисходительность.
Вся Москва от мала до велика ревностно гордилась своими достопримечательными людьми: знаменитыми кулачными бойцами, огромными, как горы, протодиаконами, которые заставляли
страшными голосами своими дрожать все стекла и люстры Успенского собора, а женщин падать в обмороки, знаменитых клоунов, братьев Дуровых, антрепренера оперетки и скандалиста Лентовского, репортера и силача Гиляровского (дядю Гиляя), московского генерал-губернатора, князя Долгорукова, чьей вотчиной и удельным княжеством почти считала себя самостоятельная первопрестольная столица, Сергея Шмелева, устроителя народных гуляний, ледяных гор и фейерверков, и так без
конца, удивительных пловцов, голубиных любителей, сверхъестественных обжор, прославленных юродивых и прорицателей будущего, чудодейственных, всегда пьяных подпольных адвокатов, свои несравненные театры и цирки и только под
конец спортсменов.
Я взглянул на Глумова и встретил и его устремленные на меня глаза. Мы поняли друг друга. Молча пошли мы от пруда, но не к дому, а дальше. А Праздников все что-то бормотал, по-видимому, даже не подозревая
страшной истины. Дойдя до
конца парка, мы очутились на поле. Увы! в этот момент мы позабыли даже о том, что оставляем позади четверых верных товарищей…
Страсть эта въелась в него крадучись, благодаря деревенскому одиночеству, и, наконец, получила то
страшное развитие, которое должно было привести к неизбежному
концу.
Наша правдивая история близится к
концу. Через некоторое время, когда Матвей несколько узнал язык, он перешел работать на ферму к дюжему немцу, который, сам
страшный силач, ценил и в Матвее его силу. Здесь Матвей ознакомился с машинами, и уже на следующую весну Нилов, перед своим отъездом, пристроил его в еврейской колонии инструктором. Сам Нилов уехал, обещав написать Матвею после приезда.
«Тогда говорили: «Ах, если бы народы могли избирать тех, которые имели бы право отказывать правительствам в солдатах и деньгах, пришел бы
конец и военной политике». Теперь почти во всей Европе представительные правления, и, несмотря на то, военные расходы и приготовления к войне увеличились в
страшной пропорции.
Мне оставалась только охота. Но в
конце января наступила такая погода, что и охотиться стало невозможно. Каждый день дул
страшный ветер, а за ночь на снегу образовывался твердый, льдистый слой наста, по которому заяц пробегал, не оставляя следов. Сидя взаперти и прислушиваясь к вою ветра, я тосковал страшно. Понятно, я ухватился с жадностью за такое невинное развлечение, как обучение грамоте полесовщика Ярмолы.
«Чем погибать медленно, так не лучше ли избрать более краткий путь?» Он уже хотел встать, чтобы исполнить свое
страшное намерение, но в это время в
конце аллеи послышался скрип шагов, отчетливо раздавшийся в морозном воздухе.
Он стоял около сварочной печи, следя за работой. Каждую минуту громадный пылающий зев печи широко раскрывался, чтобы поглощать один за другим двадцатипудовые «пакеты» раскаленной добела стали, только что вышедшие из пламенных печей. Через четверть часа они, протянувшись с
страшным грохотом через десятки станков, уже складывались на другом
конце мастерской длинными, гладкими, блестящими рельсами.
Это была
страшная и захватывающая картина. Человеческий труд кипел здесь, как огромный, сложный и точный механизм. Тысячи людей — инженеров, каменщиков, механиков, плотников, слесарей, землекопов, столяров и кузнецов — собрались сюда с разных
концов земли, чтобы, повинуясь железному закону борьбы за существование, отдать свои силы, здоровье, ум и энергию за один только шаг вперед промышленного прогресса.
Эту историю, простую и
страшную, точно она взята со страниц Библии, надобно начать издали, за пять лет до наших дней и до ее
конца: пять лет тому назад в горах, в маленькой деревне Сарачена жила красавица Эмилия Бракко, муж ее уехал в Америку, и она находилась в доме свекра. Здоровая, ловкая работница, она обладала прекрасным голосом и веселым характером — любила смеяться, шутить и, немножко кокетничая своей красотой, сильно возбуждала горячие желания деревенских парней и лесников с гор.
Мы уже сказали, что
конец этот кажется нам отрадным; легко понять, почему: в нем дан
страшный вызов самодурной силе, он говорит ей, что уже нельзя идти дальше, нельзя долее жить с ее насильственными, мертвящими началами.
Когда к вороту станут человек шестьдесят, сила давления получается
страшная, причем сплошь и рядом лопается снасть. В последнем случае народ бьет и
концом порвавшейся снасти, и жердями самого ворота. Бурлаки, конечно, отлично знают все опасности работы воротом, и, чтобы заставить их работать на нем, прежде всего пускают в ход все ту же водку, этот самый
страшный из всех двигателей. Субъектам, вроде Гришки, Бубнова и Кравченки, работа воротом — настоящий праздник.
Нет, скорее что-нибудь одно: или
конец, или счастливый исход, только не эти
страшные мгновения
страшного ожидания.
Только к
концу третьих суток поняло население, что мороз спас столицу и те безграничные пространства, которыми она владела и на которые упала
страшная беда 28-го года.
Это было действительно страшно! Страшен был его вопрос, ещё
страшнее тон вопроса, в котором звучала и робкая покорность, и просьба пощады, и последний вздох человека, потерявшего надежду избежать рокового
конца. Но ещё
страшнее были глаза на мертвенно-бледном мокром лице!..
Нет, я напишу до
конца. Все равно: если я и брошу перо и эту тетрадь, этот ужасный день будет переживаться мною в тысячный раз; в тысячный раз я испытаю ужас, и мучения совести, и муки потери; в тысячный раз сцена, о которой я сейчас буду писать, пройдет перед моими глазами во всех своих подробностях, и каждая из этих подробностей ляжет на сердце новым
страшным ударом. Буду продолжать и доведу до
конца.
Уж год к
концу приходит, донна Анна,
С тех пор, как
страшный вас постиг удар.
Ужели нет вам в горе облегченья?
Отчаянью ужели нет
конца?
Все так же вы бледны и молчаливы,
Все так же смотрит ваш недвижный взор;
О, если бы на миг я вас увидел,
Какою я когда-то вас знавал!
Уже две недели, как я перестал ходить в академию: сижу дома и пишу. Работа совершенно измучила меня, хотя идет успешно. Следовало бы сказать не хотя, а тем более, что идет успешно. Чем ближе она подвигается к
концу, тем все
страшнее и
страшнее кажется мне то, что я написал. И кажется мне еще, что это — моя последняя картина.
Я утомлена. Я пишу с утра, а теперь вечер; оторвавшись раз от этого листа бумаги, я уже не буду в состоянии приняться снова за перо… Скорей, скорей к
концу! Да и притом останавливаться на безобразиях, которые последовали за тем
страшным днем, свыше сил моих!
Напрасно изумленный и встревоженный священник старался удержать своего преображенного коня: повернувши в запряжке с торной дороги, бракус понес по межам тележку во весь дух за своим бывшим полком; при
страшных усилиях нагнал его и, врезавшись вместе со священником в свое прежнее место, продолжал неудержимо нестись до
конца атаки…
Опять пошли минута за минутой, час за часом, всё то же, и всё нет
конца, и всё
страшнее неизбежный
конец.
Перед оставшимися на поле вдруг сформировалась новая живая и
страшная картина: бревно сшибло сошки и весь замет, за которым скрывался в секрете Флегонт, а потом, перескочив через него, оно ткнулось и закопалось другим
концом в дальнем сугробе; Сганарель тоже не терял времени. Перекувыркнувшись три или четыре раза, он прямо попал за снежный валик Храпошки…
Софья. Господи! Великий господи! Такая
страшная жизнь и смерть в
конце её… за что?
После этого собрания повадился ко мне Кузин и сидит, бывало, часа два-три, интересно рассказывая о старине. Мешает, а слушаешь внимательно, оторваться нельзя. Пьёт чай стакан за стаканом без
конца, потеет, расстёгивает одёжу до ворота рубахи и вспоминает горькую старинку,
страшную в простоте своей русскую мужичью жизнь. Неустанно гудит его крепкий, привычный к речам голос. Надо сказать, что, когда мужик тронется влево сердцем и умом, он немедля начинает говорить о себе как об известном бунтаре.
Небольшого роста, но широкий, тяжеловесный и могучий, он был похож на старый дубовый пень и весь казался налитым густой апоплексической кровью: лицо у него было
страшного сизого цвета, белки маленьких глаз — кровавые, а на лбу, на висках и особенно на
конце мясистого носа раздувшиеся вены вились синими упругими змейками.
Ни быстрее, ни тише, но вместе с временем шла она, и как нет
конца у времени, так не будет
конца рассказам о предательстве Иуды и
страшной смерти его.
Смешно говорить:
страшное время. Если дать себе волю — всякий сойдет с ума. Найдем в себе силу дожить этот день до
конца, чтобы потом — умереть.
Самый трудный для русского народа период приближается к
концу. Его ожидает
страшная борьба; к ней готовятся его враги.
Страшные последствия человеческой речи в России по необходимости придают ей особенную силу. С любовью и благоговением прислушиваются к вольному слову, потому что у нас его произносят только те, у которых есть что сказать. Не вдруг решаешься передавать свои мысли печати, когда в
конце каждой страницы мерещится жандарм, тройка, кибитка и в перспективе Тобольск или Иркутск.
Было у него во все эти дни постоянное желание: заглянуть на Канатную и пройти всю, взад и вперед, с одного
конца до другого, но осуществить его он так и не решился: казалось неловко и страшно,
страшнее, чем смерть.
Но Наденька боится. Все пространство от ее маленьких калош до
конца ледяной горы кажется ей
страшной, неизмеримо глубокой пропастью. У нее замирает дух и прерывается дыхание, когда она глядит вниз, когда я только предлагаю сесть в санки, но что же будет, если она рискнет полететь в пропасть! Она умрет, сойдет с ума.